Внимание! Присутствует ненормативная лексика, краснеющим от слова пупок, читать не рекомендуется!
Пора уходить, ждать больше нечего. Засунув сзади в штаны чугунную сковородку и натянув, кряхтя, брезентовый комбинезон, Максимыч плотно, в два слоя, замотал рот колючим шерстяным шарфом, поверх накатил как презерватив вязаную, с самодельными вырезами для глаз шапочку, и в довершение надел пластиковую шахтерскую каску. Поразмыслив, усугубил конструкцию очками со связанными резинкой дужками.
— Сссуки.
Попытался сплюнуть, но только замочил шарф. Проверил, лежит ли в кармане завернутый в тряпицу заветный пузырек, попрыгал — все тихо – и, беззвучно ступая, вышел в серые вечерние сумерки.
Приоткрыв глухую деревянную калитку, старик опасливо высунул голову и осмотрелся. Бля! Со стороны центра, по обоим сторонам улицы, в шахматном порядке осторожно двигались фигуры в камуфляже и противогазах, опасливо поводя стволами автоматов и обходя мерзлые трупы. Из соседнего проулка, фыркая и шевеля башней, вылез БТР.
— Ну ка, на землю, быстро — сердито раздалось за спиной и Максимыч послушно лег. Оглядываться не стал — и так понятно. Зараженные не разговаривают.
***
В поселке и за его пределами Николай Максимович по кличке Елдак был личностью известной, можно даже сказать культовой. Десять дюймов мужской красоты – это штука открывает любые двери легче, чем золотой ключик. В лучшие годы не было на районе бабы, очно или заочно не знакомой с сим чудом природы. Эх, сколько было разворочено пёзд и исковеркано судеб...
Годам к пятидесяти Максимыч был вынужден уйти из большого секса по состоянию здоровья — молодая шпана уже вовсю теснила и подпирала матерого *нецензурная брань*.
— Откуда ж вас столько набралось, гренадеры — беззлобно сетовал старик.
За тридцать, с *нецензурная брань*, лет подвижничества брошенное им семя дало густую поросль — поселковые хлопцы славились богатырскими размерами по всей округе. Стоя в очереди за сигаретами и видя за пару человек перед собой сгребающую сдачу ладонь с характерно загнутой вовнутрь последней фалангой мизинца, передающейся в роду по наследству, дед удовлетворенно почесывал яйца –"и этот мой"!
Увесистая шахтерская пенсия, уютный домик с участком, пчелы — что, казалось, могло помешать достойно встретить спокойную старость? А вот поди–ка ж... Перестройка, забастовки, закрытие шахт. Поселок умирал. Когда стало совсем плохо, пришлось устроился в городе вахтером, в рассекреченный химический институт и даже проработать там пару лет, сутки–трое, пока шарашку не прикрыли окончательно, а помещения не сдали в аренду.
А потом, потихоньку, пошли по шахтерскому поселку слухи, что Максимыч не просто так, дед–пенсионер, а очень даже и знахарь и лекарь. Да еще по ЭТОЙ части.
В то утро Николай Максимович встал, как и всегда, по–стариковски рано. Тщательно побрился, оторвал листик с похудевшего настенного календаря — 31–е декабря, самая страда для самогонщика. Растопил печку, водрузил сверху самогонный аппарат. Пока тот неспешно выходил на режим, старик, шаркая галошами, направился через двор к подвалу. Потеребил контрольку — целая. Снял тяжелый замок. Кряхтя, спустился бочком вниз по цементным ступеням. Сдернул второй замок с обитой старыми фуфайками нижней двери и толкнул ее в темноту. В лицо пахнуло сыростью и яблоками. Привычно нашарил на стене выключатель. Промурлыкал сам себе под нос:
–Эх, снег–снежок, метель завирюха,
А у меня *нецензурная брань* стоит, как у зайца ухо.
Все таки праздник, можно — Максимыч достал из закутка початую, тильки для сэбэ, бутылочку и выковырял заскорузлым ногтем пробку. Разболтал пальцем в деревянной кадушке плесень, выудил из полыньи моченую красную помидорку. Отхлебнул из горлА добрый глоток самогонки. Неспешно, наслаждаясь изысканным сивушным послевкусием, прокусил тонкую томатную кожицу. Всосал.
— хорошо...
Однако делу время — сдвинув в сторону занявший дальний угол штабель деревянных ящиков, бутлегер–самоучка обнаружил люк в полу, подняв который вытащил милитаристского вида металлический зеленый ящик. Достал оттуда же противогаз и резиновые перчатки. Облачился. Откинул защелки, поднял крышку. Внутри, в плотно подогнанных посадочных местах надежно покоились две толстого стекла бутыли с притертыми крышками, каждая литра на три. Из специального углубления извлек длинную пипетку с рисками. Достал из кармана меховой жилетки блокнотик и пустой пузырек из под йода. Затем, шепча губами пропорции накапал в него из обеих бутылей. Вернул ингредиенты на законные места. Опустил закрытый ящик в схрон. Секретное снадобье приготовлено. Осталось добавить его в самогонку, подкрасить для проформы чаем — и вперед.
Таинственный ящичек явился на свет совершенно случайно, как чертик из табакерки. Когда закрывали институт, Боря Вивимахер, разбитной доцент, алкаш и бабник, приволок его Максимычу в каптерку.
— Дед, передержи–ка контейнер пару дней – дохнул он крепким перегаром — Бля, аккуратнее!!! Я на эту хрень восемь лет жизни положил. Наш ответ Пентагону. Да не боись, не отрава. Знаешь, дед, что такое Виагра? нет еще? Счастливый! Ну таблетки такие, чтобы член стоял. Так вот ЭТО — оно в тыщу раз сильнее. И в отличие от Виагры не требует, чтобы у пораженного наличествовало половое возбуждение. Чистая химия, стопроцентная гарантия. Смешиваешь два компонента и распыляешь над позициями противника. Вуаля! Мэйк лав, ноу вор. Противнику на все насрать, он будет трахать подствольный гранатомет, а представлять себе Шарон Стоун, ну или Нонну Мордюкову — это кому что нравится. Тут аккурат накрыть дивизию хватит. Главное пропорции не перепутать, и дозировку, а то *нецензурная брань* — придется ноги уносить. Эта дрянь очень медленно из организма выводится. А если ударная доза — то боюсь и совсем не выведется, сдохнешь раньше. Мы как раз над этим работаем. Работали, то есть. Теперь, Максимыч, у нас демократия и разоружение, и наша лаборатория, вместе со своими разработками, нахуй никому не нужна.
Боря, однако, не появился ни через пару дней, ни через месяц. А потом уволился и дед, но доцентовского подарка не бросил, уволок с собой. Страшная вещь. Попробуй выкинуть – горя не оберешься. Долго хранил в подвале, от греха подальше. Однако врожденное любопытство и тоска по славным былым временам однажды победили. Открыл. Внутри, о чудо, была мутно–розовая отэренная инструкция. Бледная, но читаемая. Главное – дозировка и пропорции!
Сперва, конечно, как настоящий ученый–подвижник, старик поставил эксперимент на поросенке. Прикинул площадь занимаемую дивизией в обороне, поделил на количество личного состава, оценил на глазок, сколько может попасть на живого человека и для порядку уменьшил дозу раз в десять. И все же здорово переборщил.
Дебелый выкормыш вышиб дверь в сарае и с яростным визгом бросился на хозяина, загнав его на старую вишню. Затем, похотливо поглядывая на деда, несколько часов насиловал цепную дворнягу Найду, умертвив которую повалил хлипкий заборчик и огородами ушел к соседям. В последующие дни по поселку прокатилась волна поражающих своей бессмысленной жестокостью изнасилований и скотоложеств. Заговорили о маньяке.
Пострадавшие большей частью молчали либо несли какую–то чертовщину. Милиция пребывала в замешательстве. Награда настигла героя где–то через неделю. Похудевший и измученный хряк был застрелен при попытке нападения на сотрудников ДПС, прятавшихся в кустах с радаром.
Подождав, пока утихнут слухи и осядет пена, Максимыч продолжил эксперименты. С пожилым козлом и дурным соседским бычком он тоже промахнулся. В желтой прессе стали появляться сообщения об аномальной зоне, порождающей животных — маньяков. Старушки видели в небе фаллические знаки и предрекали второе пришествие. Максимыч продолжал уточнять пропорции.
Наконец, изведя в окрестности почти всю домашнюю млекопитающую живность, седовласый амур все же нашел приемлемую дозировку и испробовал ее на себе. Не вынесши свалившегося запоздалого счастья, затертая до дыр супруга Галина Михайловна сошла с ума прямиком в могилу менее чем за месяц непрерывного любовного марафона.
Только железная шахтерская воля позволила убитому горем донжуану завязать с приемом адского зелья. Теребя в печали негнущуюся балду, над могилой благоверной Максимыч поклялся, что во искупление грехов плоти своей посвятит он остаток жизни благотворительности. Так и вышло. Ставшая вмиг знаменитой сивуха, облагороженная каплей секретного состава, подарила забытые плотские радости не одной шахтерской семье.
Под новый год работы всегда было невпроворот. Вертались до дому уехавшие на заработки мужики и начинали бухать. Звереющим от недоёба женам не оставалось ничего иного, как идти к лекарю за волшебным напитком. В этом году и того хуже — кризис, работяги вернулись надолго и пили особенно свирепо.
Второй раз Максимыч спустился в подвал после обеда – закончились пустые бутылки. Тайник был открыт, зеленого ящика в нем не было.
–Ох ты ж *нецензурная брань*, беда... — поскреб он потылицу — вот тебе старый и кризис — пропорций то долбоёбы не знают, набодяжат такого...
В сложившейся ситуации единственно верным решением было спасать, пока не поздно, собственную задницу, чем старик и занялся, причем весьма ретиво. Перенес в дом соленья–варенья, заполнил водой все имеющиеся емкости и, закрыв ставни и заперев двери, затих. Новогодняя ночь прошла на удивление спокойно — пиротехники и пьяных было мало, поселок как будто затаился. Лишь пару раз, пересекающимися курсами с грохотом пронеслись невидимые в ночи вертолеты. Низко, аж стекла дрожали. Не к добру.
Первые зараженные появились под утро. Сквозь щелку Максимыч наблюдал, как крепыш–проходчик, Лешка Моргунов, выскочил голяком по утреннему морозцу, и размахивая железно стоящей елдой понесся, свирепо рыча, по улице. Стеклянные глаза навыкате, изо рта розовая пена. Жуть. Вслед за ним побежали прочие соседи — сперва по одному, потом толпами. Все в одинаковом обличье — невидящие глаза, изо рта пена, с хуями, у кого есть, наперевес. Сталкиваясь, они вцеплялись друг в друга мертвой хваткой и начинали сношаться, невзирая на пол и возраст.
Содом и Гоморра продолжались около суток, пока наиболее слабые не пали от переёба и охлаждения. Оставшиеся в живых, выставив вперед руки и хищно раздувая ноздри, вслепую бродили по поселку, рыча и набрасываясь на все, что шевелится. Максимыч мудро сидел дома, пережидая стихийное бедствие. И вот, неделю спустя, похотливая толкотня па улицах практически стихла. Лишь вороны да бродячие собаки неспешно дербанили валяющиеся по улицам замерзшие тела. Пора уходить, ждать больше нечего.
***
— Ну че, старый, спрятался? — в кунге, куда привели Максимыча, сидел Боря Вивимахер. Постаревший на 15 лет, лысый и, как и все, в камуфляже.
— Устроил тут, понимаешь, аномальную зону, и думал я тебя не найду? Желтая пресса который год дудит про ваш поселок. Так что, Максимыч, под колпаком ты уже давненько. А методы твои научные, кстати, я одобряю. Грамотно. И место выбрано *нецензурная брань*. Вы тут хоть все передохните — никто не заметит.
— А вот этот *нецензурная брань*, это ты учинил, Боренька?
— Ну как, я... Твой гориллообразный сосед, как его там — Вивимахер глянул в какую–то бумажку — Моргунов, да, это он контейнер упиздил. Новый год они там отмечали, человек десять. Перед бабами блеснуть хотел. Слухи по поселку давно ходили, что у тебя в подвале что–то есть, мне агентура доносила. А он подглядел как–то. В общем, состав этот, который ты у меня похитил...
— Да не хитил я, ты ж пропал куда–то, концов не оставил...
— Я не пропал, у меня были дела. Ну неважно. Этот состав, он имеет особенность — при сильном передозе излишки начинают выводиться вместе с эякулятом.
— с чем, с чем?
— С кончиной. Прости дед, я забыл, что ты самоучка. Буду говорить на языке народа. В общем те, кого *нецензурная брань* пострадавший, получают дозу и тоже становятся носителями и распространителями. Учитывая, что этот мудень тупо смешал обе емкости и въебал на спор стакан, когда ему хватило бы и полкапли — сам подумай. Пока всасывалось — остальные допили, что осталось. Это еще литра два. Ну а потом ты видел. Мы давно масштабный эксперимент планировали, а тут само получилось. Поэтому и не стали вмешиваться. Грех не воспользоваться случаем.
— Тут еще одна проблема, коллега — Боря ехидно поковырял в носу — мы выяснили, что у тех, кто выживет, организм сам начнет вырабатывать эту *нецензурная брань*. В метаболизм она, понимаешь, встраивается. Хуже того, выделения у таких пациентов становятся заразными. То есть они будут бегать и заражать, пока их не застрелят. Сериал смотрел, «Ходячие мертвецы»?
— Чево?
— Ладно, проехали... Конец света может наступить, Максимыч. Ебучий, понимаешь, конец света... Боря достал термос и плеснул в пластиковый стаканчик. Чуть отпил.
— Кофе будешь?
— Нет — дед задумчиво теребил в кармане почти полный пузырек.
— Слава богу, Максимыч, мы поселок оцепили. Всех выбегавших обезвредили. Представляешь, если бы они до города добрались?
— И что с ними теперь будет?
— Что, что... Маленький штоли? это уже не люди...
— Вот оно как… А со мной?
— С тобой? — Боря на секунду задумался — и с тобой тоже. Изучать вас будем, пока не передохнете.
— Меня то за что, я ведь не зараженный?
— Тебя — за то что знаешь дохуя. А заразить не проблема. Вон, у нас целый ангар жаждущих свежего мяса.
— Борис Ефимович! — снаружи постучали — вы машину заказывали в город. Боря поднялся, приоткрыл дверь и выглянул на улицу — Минуту!
Воспользовавшись моментом Максимыч аккуратно свинтил крышечку с пузырька и несколькими движениями вытряс почти все его содержимое доценту в стакан. Последние капли проглотил сам, чего уж теперь стесняться.
— Боренька, плесни–ка мне кофейку напоследок.
— Не вопрос – вернувшись, Вивимахер достал еще стаканчик и щедро наполнил его из термоса до краев — на.
— Прощай, Боря, чокаться не буду — старик аккуратно поднес мягкую пластиковую емкость к губам.
— Прощай, старый хрен — доцент залпом допил свой кофе и энергично поднялся — мне пора. Эй, Бабаев, этого — к зараженным!
Прихватив пухлую кожаную папку, он выпрыгнул из кунга и плюхнулся рядом с водителем на кожаное сиденье глухо тонированного черного Лендкрузера.
— Поехали!
— Эй, вставай — молодой хачик с автоматом схватил Максимыча за рукав – пойдем.
— Пойдем, *нецензурная брань* оно все пропадом — дед краем глаза следил за тем, как машина, вальяжно раскачиваясь на ухабах, проходит КПП внешнего кольца оцепления.
— И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди – замурлыкал он себе под нос, чувствуя, как изнутри поднимается та самая, воспетая Высоцким, волна гибельного восторга. Пропадать, так с музыкой.
Наконец, ворота КПП закрылись и Крузак с доцентом, взревев турбиною, рванул по направлению к Городу. До начала действия препарата оставалось еще минут десять…
Пика пика
Форум 